Украина ожидает, пока отечественные олигархи превратятся в капиталистов и вспомнят, что в этой стране им еще жить да жить.
2005 год, когда в рейтинг богатейших людей мира авторитетных международных изданий вошли трое украинцев (Ринат Ахметов, Виктор Пинчук и Сергей Тарута), можно считать моментом, когда мир признал существование украинских финансово-промышленных групп. Хотя на самом деле формирование национального капитала произошло намного раньше — протекционистская политика, проводимая президентом Леонидом Кучмой, была направлена на взращивание собственных олигархов. Леонид Данилович небезосновательно считал, что контролировать своих миллиардеров гораздо легче, в случае социальных обострений и финансовых проблем договориться с ними проще и претензии за невыполнение государством своих обязательств они будут предъявлять реже. В таких условиях украинский бизнес окреп и после «оранжевой революции» стал постепенно выходить на мировую арену. Этому процессу способствовала и подвешенная ситуация, в которой оказались некоторые олигархи после смены власти. Да и перспектива выхода на мировые рынки капитала заставила задуматься о структуризации бизнеса и упорядочении корпоративного управления в соответствии с западными стандартами. Именно на 2005 год пришлись первые три IPO украинских компаний.
За прошедшие с 2005 г. восемь лет мировые СМИ признали миллиардерами еще семерых граждан Украины, их общее состояние оценивается в $32,1 млрд.
Но, несмотря на качественные и количественные изменения в компаниях и холдингах, принадлежащих украинским олигархам, как и 8 лет назад, наличие этого олигархата считается чуть ли не основной бедой Украины. Однако появление крупного украинского капитала сопровождалось не только монополизацией рынков, приватизацией госимущества по нерыночным ценам и другими побочными эффектами, о которых принято говорить. При правильной государственной политике именно крупный капитал может стать экономической основой государства.
Прежде всего, если бы в свое время в Украине не сформировался крупный капитал, она уже давно могла бы стать частью российской экономической метрополии. Причины появления россиян на украинском рынке в 90-х не отличались разнообразием. Предприятия покупались с двумя целями — закрыть конкурента или выжать из предприятия максимум, вложив минимум. Уже в новом веке добавился третий мотив — политический, российский капитал стал одним из проводников имперской идеологии, которую усиленно возрождает Россия. Конечно, идеологическими критериями руководствовались не все 100% российских инвесторов. Для многих из них украинское крыло бизнеса стало ключевым, особенно в телекоммуникациях и других высокотехнических отраслях. Но при этом российские собственники не раз «жертвовали» украинскими предприятиями в кризисной ситуации. Так поступила группа «Мечел» с Донецким электрометаллургическим заводом, был остановлен ЗАлК, законсервированы предприятия нефтепереработки.
Аналогичные риски несли с собой и транснациональные компании нероссийского происхождения. Достаточно вспомнить ситуацию с «дочками» иностранных банков в Украине — их материнские структуры не спешили им помогать в период кризиса. А затем и вовсе начали распродавать свои украинские активы. Отечественному капиталу, как правило, отступать некуда. А в украинских реалиях часто и незачем.
Еще один момент. Экономисты развивающихся стран подметили закономерность – западный капитал приходит в «новые и неустойчивые экономики» для открытия производств, сдерживаемых за рубежом ограничениями, например, табачных изделий или бытовой химии. Мировые лидеры этих отраслей прекрасно чувствуют себя в Украине. А вот с иностранным инновационным капиталом не сложилось.
Украинский бизнес выступает стабилизатором ситуации – в случае ухода иностранного инвестора его место с удовольствием занимают наши соотечественники. И это не дает возможности иностранным компания прибегнуть к экономическому шантажу, как это происходило в странах Латинской Америки. Там еще в 90-х транснациональные компании (ТНК) контролировали 60% крупнейших бизнес-структур региона и нередко угрожали вывести свой капитал, если государства не будут проводить удобную для них политику. Причем не только экономическую. И только после кризисов конца 90-х -начала 2000-х ставку сделали на собственный капитал. В итоге к 2007 г. уже так называемые транслатинос (транснациональные компании с корнями из Латинской Америки) контролировали 75% экономики, и стали диктовать миру условия работы в этом регионе. Кстати, вышеупомянутый пример – еще и свидетельство того, что национальный капитал способен отстаивать интересы государства на мировой арене гораздо эффективнее, чем политики.
Еще одним плюсом формирования отечественного капитала является то, что он ориентирован на создание максимальной добавочной стоимости на своей территории. Мировые компании, как правило, дробят производство на несколько стран. Конечно, и компании, принадлежащие местным бизнесменам, и подразделения транснациональных компаний выводят часть капитала (иногда львиную его долю) за рубеж. Регулирование этого процесса зависит от властей. Но в случае с ТНК такое дробление позволяет не только переносить добавочную стоимость в другую страну, но и часто делает невозможным самостоятельное существование предприятия без материнской структуры.
Впрочем, следует отметить, что эти и многие другие плюсы отечественного капитала проявляются лишь в случае его трансформации в национальный. Проще говоря, миллиардеры перестают доить государство и начинают заниматься его развитием как необходимой составляющей своего благополучия.
Однако, как показывает мировой опыт, это процесс не спонтанный. Если государство устраивает то, что бизнес может получать прибыль, ничего не давая взамен, добровольное повышение социальной сознательности происходит несистемно. Для того чтобы благополучие национального инвестора конвертировалось в благосостояние рядовых граждан, власть должна выстроить диалог: устанавливать планку обязательств, требовать их выполнения, само соблюдая при этом правила игры. В 1933 году с подачи президента Рузвельта в США был принят закон о реконструкции национальной промышленности. Им, с одной стороны, предусматривалось предоставление государственной помощи индустрии, а с другой — устанавливался государственный контроль за честностью бизнеса (как между самими бизнесменами, так в их отношениях с персоналом). Всем ассоциациям предпринимателей предписывалось вырабатывать кодексы «честной конкуренции». Те, кто не принимали его добровольно, получали такой документ «сверху». В итоге именно этот период в США можно считать ключевым в появлении национального капитала.